Выглядела она потрясающе. Экстравагантно. Чарующе. Его сердце замерло от умиления, восхищения, желания и целой гаммы других чувств, которые он не успел определить, потому что она приблизилась к глазевшему на нее парню, одарила его кокетливой улыбкой, и Дану все это совсем не понравилось.
Она явно не сохла по нему так, как он по ней, решил Дан. У него заныло под ложечкой, он изо всех сил старался не скрипеть зубами. В ней не было ни следа усталости или затравленности. Она держалась уверенно, заходилась в танцевальном экстазе, словно в лучшие минуты своей жизни, явно о нем не вспоминая, будто ни его самого, ни их близости никогда не было и в помине.
От этих мыслей у Дана заныло сердце, комок застрял в горле. Боже, наверное, он опоздал. Или она и прежде его не любила. Судя по тому, как она с ним обошлась, и по ее нашептываниям в последнюю их ночь вместе, его предположения – и тем более самонадеянность – не имели под собой никаких оснований.
От самой мысли об этом он едва не опустился на колени и лишь усилием воли остался стоять на ногах, потому что пришел сюда не терпеть неудачи. А пришел, чтобы ее вернуть.
Она начала танцевать с мужчиной, обольстительно ему улыбалась, они обнимались, и у Дана в глазах потемнело от ревности.
Ладно, хватит. Он сыт всем этим по горло. Если еще не поздно и он правильно решил все исправить – а иначе его ждал полный жизненный крах, – настало время действовать и расставить все точки над «i».
Проклятие, ничего не получается, думала Зоя, обливаясь потом. Она танцевала так, что сердце едва не выпрыгивало из груди, и все без толку. Потому что не могла, как ни старалась, вычеркнуть Дана из памяти.
Все ее гордые заявления последних двух недель оказались на поверку пустым звуком. Потому что сердце ее было разбито, она безмерно страдала, а праздничное веселье вокруг только усиливало ее мучения. Она пришла сюда не потому, что не хотела провести последний вечер в году в одиночестве. Она пришла, чтобы увидеть его и показать, как отлично себя чувствует, как мало ее беспокоит его равнодушие.
Однако на самом деле она чувствовала себя отнюдь не отлично, а его равнодушие ее беспокоило. Очень даже беспокоило.
Но его здесь не было. А раз не было, ее снова охватила смертная тоска, навалилось одиночество, и она танцевала с мужчиной, у которого, словно у паука, было восемь рук, и каждой из них он стремился ее обнять.
Пока грохотала энергичная заводная музыка, она держала его на дистанции, но вскоре, о боже, быстрые ритмы сменились медленными, и ее партнер по танцу прижался к ней плотнее и обнял крепче.
Но она не нашла сил ему противостоять, потому что узнала мелодию, под которую якобы танцевала в ночном клубе в Италии, и теперь она словно перенеслась в тот вечер, когда познакомилась с Даном, и погрузилась в меланхолию, огромную, как Вселенная.
Всякая песня когда-нибудь заканчивается, с горечью подумала она. И постаралась взять себя в руки, ведь Селия устроила отличную вечеринку, но ей не хотелось больше здесь оставаться. Нестерпимое желание увидеть Дана и разочарование от рухнувших надежд совершенно лишили ее самообладания.
Решено – еще пять минут, и она отправится пешком домой, утопит тоску в бутылке шампанского, хранящейся в холодильнике неизвестно на какой случай.
Что ж, думала она, этого и следовало ожидать, и ее сердце заныло еще сильнее, в горле застрял ком, и оно болело, как все предыдущие две недели, хотя все это не имело значения…
– Не возражаете, если я тоже?…
При звуке густого голоса рядом Зоя похолодела, все мысли вылетели у нее из головы, а сердце замерло. А когда она осознала, что рядом стоит Дан, ее бросило в жар, за спиной словно выросли крылья и необыкновенное облегчение разлилось по телу.
На секунду партнер по танцу обнял ее крепче, словно показывая, что он мачо и это его владения, но Дан пронзил его таким кинжальным взглядом, что лицо парня побелело и он скоренько разжал руки.
– Ни в коей мере, – сказал Вильсон, или Винстон, или, возможно, Вальтер. Как бы его ни звали, ему хватило ума сообразить, что в намечающемся сражении у него нет шансов, и он без промедления удалился.
Она осталась на танцполе одна-одинешенька, неизвестно зачем и почему, тогда как пары вокруг обнимались и покачивались под музыку.
Она медленно повернулась, увидела его, и у нее перехватило дыхание. Боже, он выглядел ужасно. Темные круги под глазами и впадины на щеках. Волос не меньше недели не касалась расческа, пятидневная щетина на подбородке. Угрюмый взгляд темных глаз устремлен на нее.
Ее сердце, и так изможденное нервотрепкой последних дней, защемило при виде Дана. Однако, несмотря на его потрепанность, она по инерции продолжала думать, что он не хотел больше ее видеть.
– Давай выпьем, – сказал он и протянул ей стопку чего-то холодного и прозрачного. – Хотя ты, похоже, уже приняла на грудь.
– Как и ты.
– Ну да, меня вдруг охватило неандертальское желание защитить то, что считаю моим. Вот и стараюсь это желание подавить. Что весьма непросто. – Он поднял свою стопку, осушил ее залпом, вздрогнул и тряхнул головой. – Боже, какая гадость.
– Считаешь своим? Что же? – переспросила его Зоя. Ее слегка качало, несмотря на решение твердо держаться на ногах.
Он кивнул:
– Да, считаю. Если точно – тебя.
– Не знала, что я – твоя.
– Я тоже не знал, а теперь знаю.
Зоя тряхнула головой перед тем, как тоже выпить, окинула его взглядом и понюхала напиток в стопке:
– Что это?
– Граппа.
Повергнутая в шок новой встречей с Даном и его заявлением о праве собственности на нее, она с легкостью влила в себя стопку граппы и выдохнула, когда эта итальянская самогонка обожгла ей горло.